ПРОДОЛЖЕНИЕ
Еще несколько выдержек из Мецгера.
Хотя это (составление канона – А.Ч.) — один из наиболее важных итогов развития мысли и практики древней Церкви, достоверно установить, кто, когда и как это сделал, невозможно. Наверное, в истории христианской Церкви мало найдется таких удивительных загадок, как отсутствие описания столь важного процесса. Принимая во внимание недостаточность необходимых сведений, не стоит удивляться тому, что исследовать процесс канонизации новозаветных текстов очень трудно… полное молчание святых Отцов о том, как проходила канонизация…
Может ли какая-то организация сегодня присваивать себе права на канон, если «невозможно достоверно установить, кто, когда и как это сделал», это является «удивительной загадкой», о которой «полностью молчат святые Отцы»? Но для церкви загадок нет, для нее все просто: она и только она является автором канона. Вы должны просто принять это на веру, как и теорию о ее сквозной апостольской традиции.
Особую значимость посланий апостолов, которые были соратниками Христа и создавали свои произведения так близко от времени Его земного служения, постоянно подчеркивали, а это способствовало вычленению и объединению этих документов в отдельный корпус писаний, который позволил надежно изолировать их от творений более поздних авторов. Например, послания Климента и Игнатия явно проникнуты духом послеапостольских времен. В них чувствуется некоторая авторитетность, но сознания апостольского приоритета здесь уже нет. Авторы постоянно ссылаются на глубоко почитаемых апостолов, как на столпов уже минувшего века (1 Клим 5:3-7; 42:1 и далее; 47:1 и далее; Игнат Тралл 2:2; Магн 6:1; 7:2; 13:1). Вполне очевидно, что современники могли распознавать тон документов; да так оно и было. Поэтому одни стали идентифицировать как канонические, а другие относить ко все возрастающей группе патристической литературы.
Итак, уже в первом веке послания апостолов были «надежно изолированы» от других текстов. Хотя Климент и Игнатий были практически современниками апостолов, в их текстах уже не было того убедительного внутреннего свидетельства Божьего вдохновения, и это понимали их современники. Отсюда и пошло разделение текстов на «канонические» и все прочие.
История его формирования — не серия случайных событий, а длительный и последовательный процесс. Тогда стояла задача не просто собирать, но и отбирать, и даже отвергать. Канон Нового Завета принимали не индивидуальным или соборным волеизъявлением на заре христианской эры — отбор новозаветных книг происходил постепенно, в течение многих лет и под давлением различных обстоятельств, и внешних (см. гл. IV) по отношению к жизни общин, и внутренних (см. гл. XI. I).
Да, формирование канона, что бы под ним ни понималось, было длительным и естественным процессом (в другом месте Мецгер даже пишет «зигзагообразным»), а не быстрым и искусственным, как хочет представить это церковь. Именно поэтому существует целая историческая дисциплина по изучению истории новозаветного канона. Если бы все было так просто, как представляет церковь, то изучать было бы нечего. Появление православной церкви в 4-м веке пришлось на самый конец процесса формирования канона. Это самый хорошо изученный и одновременно мало что определяющий период. Основные события происходили гораздо раньше.
О критериях определения каноничности:
Другим критерием, применявшимся к книге, чтобы выяснить, можно ли ее включить в Новый Завет, был вопрос о ее апостольском происхождении. Когда составитель канона Муратори протестует против того, чтобы принять Пастыря в канон, он указывает, что книга написана совсем недавно и потому ее нельзя поместить “среди пророков, число которых доведено до полноты, или среди апостолов”. Поскольку “пророки” здесь означают Ветхий Завет, то выражение “апостолы” практически равнозначно Новому Завету. Таким образом, апостольское происхождение книги, реальное или предполагаемое, создавало предпосылки для того, чтобы ее воспринимали как авторитетную. Ясно, что послание, приписанное апостолу Павлу, имело гораздо больше шансов на такое признание, чем текст, автором которого назывался, например, монтанист Фемисо. Значимость Марка и Луки обеспечивалась тем, что они в церковном предании связывались с апостолами Петром и Павлом.
Это разумный критерий? Разумный. Если церковь это понимает, хорошо, но это понимает не только она.
Третий критерий авторитетности книги заключался в том, что ее признают и широко употребляют в Церкви. Это, конечно, основывалось на том принципе, что у книги, которую долго принимали во многих церквах, положение куда прочнее, чем у той, которая признана только в немногих общинах, и не очень давно. Провозгласил этот принцип Августин, подкрепил — Иероним, который подчеркивал значимость именитости и древности автора.
Хотя этот принцип провозгласил Августин, а подкрепил Иероним, этот принцип правильный вне зависимости от того, как мы относимся к Августину или Иерониму. Боговдохновенная книга не может появиться спустя века после Христа и апостолов и быть известной только небольшому кругу лиц.
О некоторых неканонических книгах:
Дидахе — небольшое наставление о добродетели и церковной жизни. Хотя на него ссылался не один Отец Церкви (Евсевий и Афанасий даже едва не отнесли его к Новому Завету), однако до 1875 г. не было известно ни одной его копии.
Вот один из возможных ответов на вопрос, почему некую книгу нельзя признавать канонической – она долгое время была неизвестна. Если мы верим, что Бог сохранит свое слово, мы не можем признавать книгу, которая была найдена только в 1875 году. Нужна нам официальная церковь, чтобы это понимать? Нет, достаточно веры и здравого смысла.
Послание Варнавы представляет собой богословский трактат, изложенный в виде письма. И Климент Александрийский, и Ориген высоко ценили его, приписывая Варнаве, спутнику и сподвижнику апостола Павла… Неизвестный автор, по всей видимости — учитель из язычников, поставивший перед собой задачу доказать, что смерть Христа на кресте была жертвой во исполнение замысла, выраженного в Ветхом Завете (9:7-9). В своем толковании Ветхого Завета он занимает радикальную антииудейскую позицию, которая весьма уникальна для раннехристианской литературы.
Если книга занимает «радикальную» и «уникальную» позицию, то есть противоречит другим книгам, то мы можем самостоятельно и без подсказок церкви понять, что Святой дух не участвовал в ее написании.
Одной из наиболее популярных книг, появившихся в ранней Церкви, был Пастырь Ерма. Его часто цитировали, одно время даже считали боговдохновенным, и, кроме всего прочего, до наших дней сохранилось более 20 отдельных греческих фрагментов на пергаменте и папирусе, датируемых II — IV веками; два латинских (II и V века, соответственно) и два коптских (саидский и ахмимский).
Обратите внимание на фразу «одно время». Если какая-то книга считалась боговдохновенной только одно время, а остальное время – не считалась, значит, на это были объективные причины, и такую книгу не следует включать в канон. Что и делает канон Муратори, рекомендуя ее только для личного изучения, но не для богослужения.
Среди таких апокрифических евангелий, написанных во II, III и последующих веках, — Протоевангелие Иакова, История детства от Фомы, Арабское евангелие детства, Армянское евангелие детства, История Иосифа плотника, Евангелие о Рождестве Марии и некоторые другие евангелия, рассказывающие о первых годах жизни Иисуса. Евангелие Никодима (иначе известное еще как Деяния Пилата) и Евангелие Варфоломея повествуют об Его схождении в ад. Все эти евангелия обнаруживают гораздо худшее знакомство с географией и обычаями Палестины, нежели канонические, что неудивительно, если принять во внимание обстоятельства и время их написания.
Если текст книги явно выдает ее подложность (например ошибки в географии), то нам не нужна церковь, чтобы разобраться в ситуации.
До 1886 г. ученые, хотя и знали о существовании Евангелия от Петра, не располагали ни единой цитатой из него. Ориген случайно упоминает его в своем Комментарии на Матфея (10, 17), когда рассуждает о братьях Иисуса.
Снова видим, что некая книга веками была утеряна, а кроме того, ее редко цитируют ранние христианские авторы. Все ясно. Без церкви.
Самая важная из апокрифических книг — Апокалипсис Петра, датируемый 125 — 150 гг. Впервые мы узнаем о нем из канона Муратори, где он располагается непосредственно за Апокалипсисом Иоанна с предупреждением, что “многие наши люди не желают, чтобы он читался в церкви” (строка 72-73). Климент Александрийский признавал в нем произведение самого Петра (Ed. Proph. 41, 2 и 48, 1) и написал к нему комментарии (так пишет Евсевий, Церковная история, VI. 14, 1). С другой стороны, его считали неканоническим Евсевий (III. 25, 4) и Иероним (De viris ill. I).
Вообще, это интересная книга. Обратим внимание, что хотя она включена в канон Муратори, «многие люди» не считали возможным читать ее в церкви. Это, плюс ее сомнительное содержание, объективно не позволяют считать ее боговдохновенной. Кстати о ее содержании, небольшая цитата:
И увидел я другое место, стоявшее над тем, очень грязное; это было место наказаний. И те, кого наказывали, и наказующие ангелы носили темное одеяние, в соответствии с духом того места. Некоторых вешали за язык; это были те, кто кощунствовал о пути праведности. Под ними был разложен костер, ярко вспыхивавший и мучивший их. И были там другие, женщины, повешенные за волосы над закипавшей болотной жижей, — это те, кто запятнал себя прелюбодеянием. А мужчины, соучаствовавшие с ними в прелюбодеянии, были подвешены за ноги, головами в эту жижу. Они вопили: “Мы не думали, что попадем сюда”.
В этом тексте впервые в околохристианской литературе появляется описание ада как места мучений. Ученые датируют этот текст серединой 2-го века. Интересно, что здесь грешников наказывают еще не демоны, как сегодня, а ангелы, хоть и «в темных одеяниях». То есть грешников мучил еще собственноручно Бог. Лишь позже христиане спохватились (как-то некрасиво выглядит) и поменяли Бога на Дьявола. Впрочем, мы отвлеклись.
Если мы примем во внимание ставшие недавно доступными десятки евангелий, деяний, писем и апокалипсисов из библиотеки Наг-Хаммади, мы уверенней, чем когда-либо, сможем сказать, что ни одна книга или собрание книг древней Церкви не могут сравниться с Новым Заветом по степени своей важности для истории и вероучения христианства.
Без комментариев.
А вот как канон «утверждался» на соборах, например Лаодикийском. Приведу более полную цитату, подчеркивания мои:
Здесь следует упомянуть о Соборе, на котором обсуждался канон, хотя трудно с определенностью сказать, как все это было в действительности. Состоялся Собор в Лаодикии; город этот расположен в малоазийской провинции Фригии Пакатании. На нем обсуждали канон, но точного решения на этот счет мы не знаем. В заключении соборных правил (или “канонов”), которые приняли тридцать с небольшим клириков, сказано: “В церквах да не читаются ни псалмы частного сочинения, ни неканонические книги (akanonista biblia), а только канонические писания (ta kanonika) Нового и Ветхого Заветов”. Это постановление с незначительными изменениями присутствует во всех отчетах о Соборе. Однако в более поздних рукописях за ним следует список ветхозаветных, а затем и новозаветных книг. Последняя часть совпадает с нынешним каноном за исключением Апокалипсиса. Поскольку в большинстве латинских и сирийских версий этого документа списков нет, большинство ученых считает, что их прибавили после 363 г. Вероятно, какой-нибудь редактор решил, что необходимо поименовать книги, которые можно читать. Как бы то ни было, ясно, что Лаодикийский собор не сделал никаких попыток утвердить новый канон. Постановление, принятое на нем, просто признает, что определенные книги повсюду признают достойными того, чтобы их читали во время церковного богослужения, и книги эти известны под названием “канонических”. Если списки подлинные, они лишь перечисляют названия книг, уже признанных авторитетными писаниями в тех церквах, которые были представлены на Соборе.
Как видим, никакого особого «принятия канона» даже не было. Собор просто решил, что вот эти книги надо читать, потому что они считаются авторитетными, а другие книги читать не надо. Точно так же может сделать и любая другая конфессия, в том числе современная. Конечно, были небольшие варианты канона и до, и после этого момента. Но сегодня, в ретроспективе, мы понимаем, что имеющийся список из 27 книг является правильным, менять его нет смысла. Но вряд ли церковь имеет моральное право присваивать себе заслуги его появления.
В конце своей книги Мецгер приводит очень интересные рассуждения о том, можно ли изменить имеющийся христианский канон в каких-то обстоятельствах. Ответ на этот вопрос он дает скорее отрицательный, но вовсе не потому, что этому препятствует авторское право православной или католической церквей:
…c чисто теоретической точки зрения сохраняется возможность включить в канон Нового Завета дополнительную книгу или новое послание, но весьма проблематично, чтобы какое-либо писание отвечало необходимым для этого критериям, древним или современным.
Эти древние и современные критерии объективны и не зависят от произвольных решений каких-то церковных организаций. Они отражают объективные реалии раннего христианства, восходящие непосредственно к Христу и апостолам.
А вот более знакомый российской аудитории знаменитый протодиакон Андрей Кураев, автор учебника по основам православной культуры для школ. Однажды ему задали вопрос:
– Апокрифы – это ведь почтенная литературная традиция. Во многих из них есть очень подробный рассказ о земной жизни Христа, намного более детальный, чем в четырех канонических Евангелиях, принятых Церковью, вместе взятых. Но, тем не менее, Церковь настаивает на достоверности именно этих четырех Евангелий. По какому же признаку все остальные Евангелия были причислены к апокрифам, то есть считаются подложными или искаженными?
На что Кураев отвечает:
– Церковь ничего не выбирала, во-первых, потому что в основной своей массе эти псевдо-Евангелия появились уже после того, как Церковь свыклась со своими каноническими Евангелиями. А во-вторых, Христос, представляемый в апокрифах,- это совсем не тот облик Христа, который был дорог церковному сердцу и хранился в Церкви мучеников первых веков христианства.
Заметим, православный богослов, профессор, приближенный патриарха, автор учебников заявляет: «Церковь ничего не выбирала». Действительно, что можно выбирать в ситуации, когда все и так ясно? Слишком поздние, очевидно подложные и полностью искажающие облик Христа апокрифы и не могли всерьез считаться каноническими. Если церковь просто сложила дважды два и признала очевидный факт, то в чем ее большая заслуга?
Форум
