Аллегория (Греч. allegoria – иносказание)
Аллегория
как литературоведческий термин трактуется в словарях противоречиво и не
точно, что во многом вызвано употреблением этого слова в разных сферах
действительности.
В обыденном понимании аллегория – это вещественное
изображение невещественного понятия. Например, аллегории пророка Исайи:
меч (война), орало (мир).
Из приведенных примеров кажется очевидным, что аллегория является
иносказанием. Однако это далеко не так, потому что здесь мы имеем дело
прежде всего не с иносказанием, а с условностью.
Мы в своей обыденной
жизни со всех сторон окружены аллегорией, условностью, навязанной или
предписанной обществу теми, кто манипулирует массовым сознанием.
Аллегория сопровождает нас от рождения (аист, который приносит ребенка) –
до смерти (старуха с косой).
Аллегория правит бал во всех сферах
жизни: от политики (все хищники на гербах, цвета государственных флагов и
т.п.) до похода в туалет (изображение женского или мужского силуэта).
Без аллегории мы не можем ступить и шагу: на красный свет мы останавливаемся, на зеленый – идем.
Подчеркну,
что аллегория не иносказание, а условность. Корабли в море расходятся
бортами с зелеными огнями, хотя у любого корабля одинаково уязвимы что
правый, что левый борт. Расходиться левыми, а не правыми бортами просто
условились. Здесь никакого иносказания нет. Здесь самая настоящая
условленность и требование точного соблюдения правил игры.
Если
точность «общественного договора» нарушить, то пустующее место займет
какая-нибудь другая аллегория, которая поначалу внесет сумятицу. Вот
простенький пример. Человека, какой бы специальности он ни был, если он
не качественно выполняет работу, называют сапожником. В наше время на
углу чуть ли не каждого дома расположились «специалисты», аллегорией
которых является изображение зуба. Если мы решим не просто держать на
этих «специалистов» зуб, а вывесить на их заведениях аллегорию
сапожника, то есть сапог, то «стоматологи» не умрут от голода: к ним
будет валом валить народ как в сапожную мастерскую. Иными словами,
«общественный договор» отменяется не вдруг, иначе не говорили бы о силе
привычки.
Аллегории имеют разный срок жизни. Одни из них живут тысячелетия, а век других значительно короче:
Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели;
Молчали желтые и синие;
В зеленых плакали и пели.
Эти
строки Блока для нынешнего читателя требуют комментария. В
дооктябрьскую эпоху вагоны первого и второго класса были выкрашены в
желтый и синий, а вагоны третьего – зеленый цвет.
Вторая сложность
терминологического определения аллегории связана с тем, что аллегория –
единственный вид тропа, который живет и за пределами искусства слова: в
живописи, скульптуре, архитектуре. Широко известны «Аллегория чистилища»
Беллини, "Аллегория Весны" Боттичелли, «Аллегория бренности» и
«Аллегория возрастов» Тициана, «Аллегория Справедливости» Рафаэля и
множество других аллегорий, запечатленных кистью разных живописцев. Надо
сказать, что все эти «аллегории» независимо от таланта их творцов
пронизаны не сердечным жаром, а прохладой рассудочности.
Аллегоричны
многочисленные скульптурные изображения у ранних христиан Христа в виде
агнца, держащего крест – символ солнца; скульптуры Летнего сада и
Екатерининского парка в Петербурге; статуя Свободы в Нью-Йорке. Все
подобные произведения вызывают трепет «ценителей» искусства в связи не с
эстетическими, а какими-нибудь иными переживаниями, вполне схожими с
раболепием.
Подобного рода аллегории используются и в тесно связанной
со скульптурой архитектуре, например, часто встречающаяся фигура
Вседержителя с циркулем и линейкой в рельефах и витражах готических
храмов.
Третья преграда на пути понимания сущности аллегории таиться в
самой истории этого термина. Он возник на излете великой культуры
Эллады. Аристотель и слыхом не слыхивал об аллегории, которую ввели
позднее, в александрийскую эпоху. Александрийцы – книжные черви. Тем не
менее они выбрали для термина очень неподходящее для этого слово:
allegoria. Дело в том, что любой троп является иносказанием. По этой
причине александрийцы и следовавшие за ними римляне нередко смешивали
аллегорию с метафорой, метонимией, олицетворением. И поныне аллегорию
частенько путают с другими видами тропов. Например, в современном
«Словаре литературных терминов» читаем: «Аллегорией является образ
«клинка, покрытого ржавчиной презренья» в стихотворении М.Ю.Лермонтова
«Поэт» (http://writerstob.narod.ru/termins/a/allegoria.htm).
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк!
Иль никогда, на голос мщенья,
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?.
У
Лермонтова «клинок» – метафора, означающая высшее предназначение,
служение идеалу, служение свободе, служение народу, воинская честь,
гражданская доблесть, истинная поэзия, личное достоинство, а вовсе не
аллегория, которая всегда однозначна.Следует запомнить, что метафоры
принадлежат конкретному поэту, а не являются общим достоянием, каковы
аллегории. Эту метафору Лермонтова больше не повторил ни один из наших
поэтов.
И наоборот, подчас в погоне за аллегорией удовлетворяются
другим тропом. Вот, скажем, надпись, красующаяся на служебном туалете:
«Посторонним лицам вход воспрещен». Очевидно, что проще было бы сказать
«посторонним вход воспрещен». Но чиновники люди творческие. Они в этом
шедевре прибегают к частному виду метонимии, к синекдохе, заменяя
«лицом» функционально совершенно иное. Конечно, здесь они свое лицо
приравнивают к части тела, которая располагается пониже спины. Сравните с
получившейся надписью другие запретительные надписи: «Берегись!»,
«Смертельно!», «Опасно для жизни!», которые и без намалеванного под ними
черепа и перекрещенных костей воспринимаются аллегориями. Сопрягая эти
надписи, я не прибегаю к гиперболе, о чем, в частности, свидетельствует
рассказ Бунина «Архивное дело», основанный на историческом факте.
Итак, во всех видах письменности, аллегория – это перевод отвлеченного понятия в конкретное и однозначное.
Аллегория
из-за своей сугубо рационалистической природы не способна вызвать живой
эмоциональный восторг, что достигается при посредстве других тропов. Но
она помогает завуалировать крамольную с позиции властей идею, придавая
ей характер всеобщности.
В художественной литературе аллегория
является основным тропом животного эпоса, басни и притчи. Все герои
басен: Лев, Волк, Ягненок, Лиса, Орел, Осел, Рак, Лебедь, Щука –
аллегории.
Аллегория превращает сложные явления в примитив. Сравните,
например, глубину человеческого переживания смерти и ее изображение в
виде старухи с косой. Или аллегорию любви в виде пронзенного стрелой
сердца. Аллегория – это упрощение, это лубок. Аллегория - это
классицизм. Герои басен наделены какой-нибудь одной характерной чертой.
Лиса – хитрая, Осел – глупый, Волк – кровожадный и т.п. Таковы и
носители «говорящих фамилий»: Стародум, Правдин, Милон, Простакова,
Молчалин, Скалозуб.
Кроме создателей животного эпоса, басен и
притчей, к аллегории не равнодушны сатирики. Однако у выдающихся
сатириков аллегория всегда выступает об руку с гротеском и гиперболой, а
возникающий на основе этого союза художественный мир приобретает
глубочайшую глубину и широчайшую широту, когда сатира, направленная на
собственное государство, распространяется на каждое государство с любым
устройством. Таково, например, творение Свифта «Путешествие Гулливера».